Пэйринг или персонажи: Майкрофт/Джон или Джон/Майкрофт, Шерлок, Келли, Хемиш, Лестрейд, Мориарти
Рейтинг: PG-13
Жанры: Слэш (яой), Романтика, Ангст, Драма, Психология, POV, AU, ER (Established Relationship)
Предупреждения: OOC, ОМП, ОЖП
Размер: планируется Миди, написано 40 страниц, 18 частей
Статус: в процессе
Описание: В молодости Майкрофт Холмс встретил начинающего хирурга Джона Уотсона. Прошло двадцать лет брака. Майкрофт уже есть само Британское Правительство, а Джон присматривает за Шерлоком, помогая ему в раскрытии преступлений, заботится о муже, растит их детей. Благодаря им, Хемиш и Келли, потерявшие родителей совсем маленькими (2 и 3 года), вновь обрели семью. Десять лет назад Джона получил пулю в плечо, заслоняя собой Майкрофта. Он не смог больше практиковать и с головой окунулся в семью.
Часть 9
Что за глупость я совершил? Почему позволил себе забыться? Неужели почти 3 месяца воздержания сделали меня настолько беспечным? Зачем было все настолько запутывать? Самый идиотский поступок в моей жизни. И черт меня дернул поехать к Майкрофту - знал ведь, что Келли доставят домой в любом случае, а сам я не совсем могу себя контролировать. И что из этого вышло? Переспал с мужчиной, с которым пытаюсь развестись! Келли надо бы наказать. Нельзя так реагировать на подобные новости. Пусть плачет, закатывает истерики, но не доходит до рукоприкладства. Где ее воспитание? Я твердил им с детства, что насилие - не выход. А может всему виной мое с Шерлоком поведение? Получается, что я сам отрицал свои собственные слова своим поведением. Тем не менее, в нашей семье никто никогда никого не бил. А она взяла и залепила пощечину родному отцу. Признаю, маленькая часть меня немного обрадовалась этому, но большая часть меня, несмотря на все мое сопротивление, выла от жалости. Неплохой у Келли удар, да и у Майкрофта слишком чувствительная кожа. И я сделал огромную ошибку - я прикоснулся к нему. И как потом было убрать руку, когда я три месяца не удовлетворял свои потребности, а у Майка такая нежная кожа? Как отшатнуться, когда он так ластится к твоей руке? И как оторвать взгляд, когда на тебя смотрят глаза самого любимого и желанного человека на свете?
У меня помутилось в голове. Я обнаружил, что целую Майка со страстью, способной сжечь все кругом. И мир сгорел. По крайней мере, мой. И я сгорел. Я принес себя в жертву на огне страсти, любви и ненависти. Во мне плескался, взрывался, переливался ослепительный коктейль противоречивых чувств к этому человеку. К человеку, который таял в моих руках, человеку, от чьих губ было не оторваться. Кто же знал, что такое может случиться? Что мы можем расстаться, а потом задыхаться от страсти на супружеской постели, в которой мы провели последние десять лет своей жизни? Я был ослеплен, оглушен чувствами. Но когда страсти поутихли, я осознал все безумие и неправильность нашего поступка. Я быстро собрался и ушел. И пожалуй, это было единственным верным поступком за весь день. Так как если бы я остался там, вместе с ним, еще хоть на минуту дольше, я никогда больше не смог бы уйти. И возненавидел бы себя. Сейчас я хоть могу говорить себе, что это было в последний раз и что я поставил точку в наших отношениях. Но я не могу себя обманывать. Я не склонен к самообману. Никаких точек в наших отношениях быть не может, тем более, таких. Не может все быть так просто. Я лишь стараюсь думать, что это действительно был последний раз. Больше не приближусь к нему ни на шаг. Я больше не доверяю себе. Каким бы контролем и волей я не обладал, все летит к черту, когда я вижу Майка.
Боже, как больно. Мое разбитое сердце истекает кровью. Разве может быть больнее, чем в первый день разлуки? Оказывается, может. И кто виноват? Конечно же я сам. И хуже всего, что я сделал плохо Майку. Я же знаю, ему и так было не сладко. Он раскаивается, он признает неправоту своего поступка, но знает, что не может ничего сделать. Все это я увидел, когда только зашел в комнату. Он уже протягивал руки к бумагам на развод и в его жестах было столько решимости, что я понял, что он сейчас подпишет документы. Тогда почему я помешал ему это сделать? Зачем причинил нам обоим еще больше боли, чем раньше? Неужели какая-то часть меня не хочет развода и противится этому? Но хоть я все еще люблю его, я всегда понимал и понимаю, что любовь и доверие должны идти рука об руку и, если это не так, то людям нечего делать рядом друг с другом. Доверие можно построить, можно его добиться, но только если оно не было разрушено. Я хочу сказать, что разрушенное доверие, невозможно восстановить. Я никогда не смогу простить Майка, да и он не сможет этого сделать.
Но разве глупое сердце понимает? Оно знает лишь то, что оно любит. Как бы то ни было, я помешал ему. Теперь я не знаю, что будет. Впервые я не могу предугадать действий Майка. Потому что мой поступок был слишком импульсивным, безумным, нелогичным, чтобы было возможно оценить все его последствия. Как он будет себя вести? Что с ним происходит сейчас? Что он чувствует? Ему так же плохо, как мне сейчас? Черт бы побрал мои чувства. Почему я превращаюсь в сентиментальное ничтожество, когда думаю о нем? За что мне это? Джон Хемиш Уотсон, соберись. Ты - мужчина. Ты - доктор. Ты - не чувствительная домохозяйка в бантиках и рюшечках. Возьми себя в руки. Ради детей. Ради Шерлока. Ради себя. Ради Майка, в конце концов. Я должен. Он - отец моих детей. Он - хороший человек, который совершил ошибку. Он - тот, с кем я провел 20 лет своей жизни. Он - брат моего лучшего друга, напарника, соседа в одном лице. Он заслуживает того, чтобы общаться со своими детьми. И я все равно должен буду с ним контактировать. Так что надо научиться жить без него и контролировать себя в его присутствии. Разлюбить я его уже не смогу, но попытаться стоит. И пусть сейчас моя жизнь, душа и сердце представляют собой лишь пепелище, я смогу возродить прежнего себя. Потому что я должен.
Часть 10
Идем по улице с Шерлоком. Мы только что были на месте преступления. Шерлок опять проявил все достоинства своего гениального разума, как впрочем и все недостатки. Распутал преступление за десять минут, но по пути прошелся по всем сотрудникам Скотланд-Ярда, рассказывая то, о чем люди обычно молчат. Это наше первое совместное расследование за долгое время, так что я думаю, что он попросту соскучился по возможности покрасоваться предо мной. Похоже, Лестрейд уже не так рад мне, как в начале. Он то, наверное, думал, что раз я наконец-то появился, Шерлок начнет вести себя менее свински. Но, увы, он по ходу стал еще невыносимее. Думаю, все скоро вновь придет в норму. Вы спросите о том, почему не взяли такси. Да просто мой физиотерапевт сказал, что мне надо разрабатывать ногу. Не переусердствовать конечно, но ходить не менее 4 км в день. От дома до места преступления как раз где-то 4 км. Мы идем довольно-таки скорым шагом. Вообще я привык к быстрой ходьбе из-за длиннющих ног и вечной спешки Шерлока. Но пока мне тяжело. Шерлок, конечно, замечает это и немного сбавляет темп, делая вид, что ему стала очень интересна моя работа.
Мы идем и ведем беседу о методах прекращения и лечения внутренних кровотечений, как вдруг я замечаю, что за нами кто-то идет. И, кажется, я уже видел его у ларька с газетами, где мы останавливались пятнадцать минут назад. Не меняя темп беседы, говорю Шерлоку о своем наблюдении. Шерлок в своей манере начинает меня отчитывать: мол, он идет за нами еще с места преступления(!), как ты мог заметить это только сейчас. Я начинаю возмущаться. Преступник шел за нами уже полчаса, а Шерлок ничего не сказал! "Я думал, что только слепой не заметит этого детектива, который, кстати, не является преступником, точнее, виновным в убийстве, которое мы уже раскрыли" - говорит этот засранец и начинает использовать свою магии вуду, в народе дедукцию, с помощью которой он рассказал мне чуть ли не все про невысокого мужчину, следующего за нами. Никогда не прекращу поражаться его уму. Я спрашиваю Шерлока, почему этот детектив нас преследует. Шерлок говорит, что его наняли. Чувствую себя идиотом. "И кто же?" - спрашиваю этого великовозрастного ребенка. Он отвечает: "Майкрофт". Резко останавливаюсь.
- Ты сказал Майкрофт?
- Да. Зачем переспрашивать, если ты отлично все слышал? - Шерлок нахмурился.
- Ты издеваешься? Майкрофт следит за мной и ты говоришь мне об этом только полчаса спустя?
- Вообще то он следит за тобой еще с первого дня твоего переезда.
- С помощью детективов? Я сильно сомневаюсь, что он стал бы нанимать кого-то со стороны на работу, которую ему сделают его служащие. И вообще зачем ему это делать? Я, конечно, не думал, что он не будет за мной приглядывать, но опускаться до слежки?
- Джон, не будь идиотом. Майкрофт любит абсолютный контроль. Ты лучше любого знаешь об этом.
- Не рассказывай мне о моем муже. Он конечно любит знать все обо всем, но он не стал бы так действовать. Нанимать детективов? Да у Майкрофта под началом весь МИ 5!
- Джон, я говорил тебе, что ты идиот?
- Каждый божий день.
- Так вот, ты непроходимый идиот. Ты думаешь он заставил бы сотрудников МИ 5 следовать за тобой, как одержимый псих? Он заботится о своей репутации. И хоть он действительно одержимый псих, он предпочитает держать это в секрете. И вообще он в любом случае не стал бы впутывать служащих в вашу личную жизнь.
- Шерлок, ты опять издеваешься? Ты считаешь, что Майкрофт считал бы нормальным не впутывать в нашу жизнь сотрудников правительства, при этом легко нанимая для этого посторонних людей?
- Я же говорил, что он псих. Тем более, у детективов есть договор о конфиденциальности.
- А ты не мог сказать мне это полтора месяца назад, когда он все это начал?
- Нет. А что такого? Следит себе и следит. Деньги уходят не мои. А тебе они не мешали. Я не считал это важным.
- Зато я считаю.
Я повернулся и пошел к этому мужчине, который сел на скамейку и делал вид, что читает газету. Подошел и сказал ему, чтобы он убирался пока цел и передал Майкрофту, что в следующий раз я не буду таким добрым. Детектив встрепенулся и начал все отрицать, но я сказал, что мне неинтересны его жалкие попытки отрицания очевидного, и ушел. Шерлок сказал, что это был не самый умный ход. Я ответил, что жизнь - это не шахматная партия. Шерлок ответил, что для Майкрофта это так. Как же он все-таки ошибается в своем брате! Они оба с детства имеют друг о друге в корне неправильные представления, но им каким-то образом всегда удается прогнозировать действия другого. Так что я склонен верить Шерлоку.
Прошла неделя. Все время меня не покидает ощущение того, что за мной кто-то следит. О боже, я становлюсь параноиком. Спасибо, Майкрофт. Уронил трость. Нагнулся за ней и увидел того самого человека. Побежал за ним. Быстро бегает. Зараза. Каким-то чудесным образом догоняю его в какой-то подворотне. Впечатываю его в стену и говорю, что если я еще хоть раз увижу, что за мной следят, то я переломаю наблюдателю все кости. Он убегает. Спокойно иду домой.
Прошла еще неделя. Увидел этого "детектива", когда покупал овощи у зеленщика. Сделал вид, что не видел его и пошел в сторону дома. Зашел в один пустой переулок и начал ждать. Скоро сюда зашел и преследователь. Я подбежал к нему и врезал ему кулаком в лицо. Он скривился от боли и схватился за нос руками. Я ударил его еще раз, но теперь в область живота. Сказал ему, что это последнее предупреждение, и ушел. Эйфория и адреналин сошли на нет. Болит кулак. Осталось лишь чувство глубокой удовлетворенности - оказывается, мои эмоции искали выход, а помахать кулаками - наилучший способ.
Больше недели никого не видел. Неужели Майкрофт понял? Чувство облегчения и какого-то легкого разочарования в душе. Пойду-ка я сегодня в бар. Зашел. Заказал двойной виски. Завязал с кем-то разговор. Наехал на собеседника. Нарвался на драку. Подрался всласть. В ушах звенит, перед глазами дымка, синяки ноют и рот полон кровавой слюны, но во всем теле поразительная легкость. А в душе какая-то радостная эйфория - я жив.
Часть 11
Невозможно. Неправильно. Непривычно. Пьяный и избитый Джон Холмс с улыбкой на лице. ПЬЯНЫЙ и ИЗБИТЫЙ ДЖОН ХОЛМС! С УЛЫБКОЙ НА ЛИЦЕ, мать вашу! И как он интересно добрался домой в таком состоянии? Нет, я конечно помню то дело, в котором нас обоих накачали наркотой, а Джон все равно притащил нас домой, но все равно факт того, что он смог добраться домой абсолютно пьяный с разбитым носом, заплывшим глазом и ушибленным боком невероятен. Стоп. Это же Джон Холмс. Для него понятия "невозможно" не существует. Не могу решить хорошо это или плохо. Ну, в крайнем случае, не скучно. Нужно помочь ему встать. Ан нет, Джон уже сам встает. Хотя назвать его попытки прокарабкаться по стенке "вставанием" язык не поворачивается. Надо все-таки помочь, а то я уже минут пять беззастенчиво смотрю на его безуспешные попытки. Но я ведь не виноват в том, что Джон очень забавный, когда пьяный. Мне нечасто удавалось его таким увидеть, точнее, всего два раза. Первый был после смерти его отца четыре года назад, а второй был два года назад, когда они с Майкрофтом вернулись с отпуска. Его нелепые попытки привстать заканчиваются полной капитуляцией перед гравитацией. Теперь уж точно надо вмешаться, а то он что-нибудь себе еще сломает. И как он добрался домой, если сейчас не может даже встать? Скорее всего, его кто-то подвез. И я даже знаю кто. Хорошо, что Джон вусмерть пьяный, а то Майкрофту бы досталось. И почему он не завел его в дом, а оставил на крыльце? Боялся, что я узнаю. Я и так узнал. Он не мог этого не предугадать. Значит Джон все-таки увидел его и начал выгонять. Но Майкрофт не оставил бы его в таком состоянии добровольно. Ах вот откуда синяк на боку! Джон, не на шутку развоевавшись, привстал, не удержался и свалился прямо на перила. Рубашка порвалась и я могу видеть огромный синяк на боку. А где же куртка? Я точно помню, что он уходил в куртке. Там должны быть его кошелек, телефон и ключи. Так какого рожна Майкрофт не озаботился этим? Интересно. Надо обыскать джоновы карманы.
Уфф. Втащил его наверх. Он сначала отбрыкивался как мог, а потом присмирел. Начинаю стаскивать его ботинки. Джон лежит на кровати и не проявляет признаков жизни. Стаскиваю с него порванную рубашку. Судя по потекам на ней и их запаху, он был в баре, где подают ирландский эль, причем сам он пил виски. А судя по глине на брюках он был в районе Камдена. Логично. Ведь он не мог уйти далеко, так как шел он определенно с целью напиться. Ирландский эль в Камдене есть только в пабе "Пьяный лепрекон". Это объясняет грунт на ботиках, так как задний двор этого паба как раз грунтовый. Итак, Джон пошел выпить и нарвался на драку на заднем дворе паба. Хотя нет. Сначала он подрался в баре, и потом их выставили во двор. Он с кем-то повздорил, на него вылили эль. Началась драка. Вот откуда огромное пивное пятно на спине - его кинули кому-то на стол. Затем их схватили и вышвырнули из бара. Там они продолжили драку. Зубы не выбиты, но губа разбита. Скорее всего, Джон увернулся от удара не слишком нежного "приятеля", но не полностью, из-за чего удар получился смазанным, но его силы все равно хватило на то, чтобы разбить губу. И вкупе с расположением синяков, Джон дрался с довольно таки высоким и сильным мужчиной. Потом их все-таки по ходу растащили. Джон пошел и продолжил пить в каком-то другом баре. Иначе как объяснить его состояние? Судя по всему, на момент драки он не был сильно пьян. Следовательно, ему пришлось напиться в другом месте. В одном из трех баров по дороге домой. Была бы куртка, я бы понял где именно, но ее нет. Ключи, кошелек и телефон обнаружились в карманах брюк. Странно. Значит, либо он сам кому-то отдал куртку, предварительно вытащив все свои вещи, либо ее забрал Майкрофт. Но он не мог оставить Джона без куртки в холодную ночь, ведь Майкрофт не мог не учесть вероятность того, что Джон уснул бы на крыльце и мы нашли бы его только утром. Так что, как ни крути, возможность сентиментального порыва Майкрофта отпадает. Следовательно, Джон сам кому-то отдал свою куртку. Следует завтра присмотреться к бездомным в Камдене. Интересно. Раньше я не наблюдал за Джоном внезапных порывов щедрости. Хотя я не знаю, как он ведет себя, когда пьяный. Все-таки два раза, когда я видел его пьяным, не могут показать полностью картину его поведения в таком состоянии.
Итак, Джон. Разбитый нос и губа. Заплывший глаз. Синяки на ребрах, боку и спине. какие то царапины и порезы. Скорее всего он падал на разбитое стекло. Завтра кому-то определенно будет очень плохо. Надо принести таблетку аспирина и стакан воды. Вообще принести аптечку. Надо будет обработать царапины и смазать синяки мазью. А собственно, что мешает мне сделать это сейчас? Джону все равно. Он спит, как убитый. Морщится и изредка хмурится. Майкрофт. Все-таки, ты - непроходимый идиот и сволочь. Джон ни за что не вел бы себя так, если бы не ты. Ты довел его до такого состояния. Политику невмешательства пора прекратить. И Джона надо вытаскивать. Заканчиваю обрабатывать порезы и смазывать синяки мазью. Накрываю его одеялом. Иду к двери, но прежде, чем выйти, шепчу:
- Джон, вернись.
Часть 12
Голова раскалывается. Все-таки идея продолжить напиваться после драки была не самой удачной. Что было после этого не помню. Какие-то обрывки воспоминаний, но все как будто в тумане. Помню, что ехал в машине. Помню лицо Майкрофта, полное сожаления. Наверное, привиделось. Затем Шерлок. Помню, как он волок меня наверх. Затем опять какие-то обрывки. Он вроде бы обрабатывал мои "раны". И последнее отчетливое воспоминание: "Джон, вернись". Я отвратителен. Чем я только думал, когда сказал тому амбалу, чтобы он катился куда подальше от моего бара? И где была моя голова, когда я выпил в последнем баре три порции двойного виски? Может быть больше. Не помню. Но даже те три первые точно были лишними. Голова раскалывается. Открываю глаза. Точнее, один из них. Второй открыть не получается из-за внушительного синяка. Вижу на тумбочке стакан воды. Тянусь к ней и замечаю еще таблетку аспирина. Шерлок, ты - ангел. Все тело ноет. На груди повязка. Под ней, скорее всего, обработанные порезы, которые я получил, когда тот мужик отбросил меня на землю прямо в груду осколков стекла от бутылок. Шерлок, кажется, даже смазал мои синяки мазью. Надо встать и сходить в душ. Чувствую себя отвратительно грязным и липким. Давай, Джон, ты сможешь. Пошатываясь, встаю на ноги и плетусь в душ. Вода приятно обволакивает мое тело. Успокаивает нервы и умаляет боль. Не хочу выходить. Но надо. А не то рискую уснуть прямо здесь и простудиться. Нахожу полотенце. Вытираюсь. Черт. Забыл сменные вещи в комнате. Ковыляю туда прямо в полотенце. Ищу вещи. Одеваюсь. Нахожу на полу свои грязные брюки, ботинки, носки и порванную рубашку. Мою любимую красную рубашку в белую клетку. Когда и как я ее порвал? Хоть убей - не помню. Да, надо прекращать пить. Но то чувство...
Никогда не думал, что буду наслаждаться низменными человеческими желаниями. Но я не могу забыть то чувство восторга во время и после драки. Власть над собственным телом. Власть над соперником. Пьянящее не хуже виски ощущение кулака, впечатывающегося в противника. Легкость во всем теле. И даже сейчас, несмотря на ужасное похмелье и боль, я чувствую себя странно свободным и даже, кажется, счастливым. Отвратительно. Я - образованный человек, отец семейства, уважаемый доктор, счастлив из-за того, что накануне поддался агрессии, напился и подрался, как какой-то там алкоголик. Боже, что думает обо мне Шерлок? "Джон, вернись". Давно мне не было так стыдно. Надо привести себя в порядок и спуститься вниз. Извиниться за свое поведение. Поесть. Стоп. Поесть? Ах, да, я голоден, как волк. Час от часу не легче.
Спускаюсь по лестнице. Шерлока нет ни в гостиной, ни на кухне, ни даже у себя в комнате. Неужели он ушел на дело? Тогда почему он не позвал меня? Раньше он всегда меня звал, даже когда я был не в себе. И в прошлый раз он вел себя как ребенок, которому наконец-то купили желанную игрушку. Что же случилось? Я ему противен? Не думаю. Все-таки мы дружим уже больше десяти лет и вряд ли одна ночь могла все изменить. Хотя мое поведение не совсем дружеское уже в течении где-то двух месяцев. Я совсем замкнулся в себе и перестал вести себя так, как подобает истинному другу. А вот Шерлок - молодец. Надо будет его похвалить.
Так. Надо поесть. Но продуктов нет. Черт. Придется идти в магазин. Где мой кошелек? Поднимаюсь наверх. Ищу свои вещи. Слышу, как внизу хлопает дверь. Шерлок вернулся. Не найдя кошелек, спускаюсь вниз. У Шерлока в руках бумажные пакеты. Не верю своим глазам. Шерлок ходил за покупками?
- Кто ты и что ты сделал с моим другом Шерлоком Холмсом?
- Джон, не будь смешным. Лучше помоги мне. Меня ждет эксперимент, а я вынужден был ходить за продуктами, а теперь стою с пакетами, пока ты задерживаешь меня своим поведением.
Я оторопел. Но сразу кинулся на помощь. Забрал у него пакеты и пошел с ними на кухню. Шерлок пошел за мной. Я начал распаковывать пакеты. Он сел за свой микроскоп. Надо же, он не забыл купить ни хлеба, ни молока, ни яиц, ни бекона, ни чая, ни даже лимонов. Что еще тут у нас? Курица, мед, капуста, помидоры, сосиски, сахар, картошка. Он не забыл купить НИЧЕГО. Он ходил за покупками. Что с НИМ? Оборачиваюсь. Он все так же сидит за столом и смотрит в микроскоп, изредка что-то берет со стола.
- Шерлок, с тобой все в порядке?
- Джон, со мной все хорошо. Перестань отвлекать меня.
Так. Ведет себя, как Шерлок. Выглядит, как Шерлок. Говорит, как Шерлок. Но ОН купил продукты. Определенно что-то случилось с этим миром. Тут мой живот издает довольно-таки красноречивый звук. Я же голоден. Готовлю две порции яичницы с беконом, тосты и кофе. Зову Шерлока завтракать. Он даже не поднимает головы от микроскопа. Завтракаю в одиночестве, раздумывая о странном поведении Шерлока. Звонок в дверь. Открываю. За ней стоит Майкрофт. Закрываю дверь. Он стучит еще раз. Говорит через дверь:
- Джон, я принес твою куртку.
- Мою куртку? - открываю дверь, тянусь за курткой.
- Ты потерял ее вчера во время своей "прогулки", - он заходит в дом, огибая меня.
- И как она оказалась у тебя?
- Ты забыл ее в машине.
- А что я делал у тебя в машине?
- Я тебя подвозил.
- А почему ты меня подвозил?
- Потому что ты был пьян и вряд ли бы добрался домой целым и невредимым. Хотя ты уже не был ни целым, ни невредимым, когда я приехал.
- А зачем ты приехал?
- Потому что мне доложили, что мой муж подрался с каким-то выпивохой, а затем пошел напиваться дальше.
- А тебе какое дело? И кто позволил тебе следить за мной? И почему я ничего не заметил?
- Потому что я внял твоему совету и нанял более опытного и незаметного сыщика.
- Я тебе уже говорил, что мне не нужна твоя опека.
- Джон, ты ведешь себя неправильно. И мне важно знать, что с тобой все хорошо.
- Это. Не. Твое. Дело. Оставь куртку. И уходи. Мы. Больше. Не вместе. Мы почти в разводе. Кстати, где бумаги на развод?
- Джон, я их не подпишу. Я люблю тебя. Как и ты меня. Я виноват. Но я никогда больше так не поступлю. Ты - лучшее, что было, есть и будет в моей жизни. Я сделаю все, чтобы заслужить твое прощение.
- Майк, уходи. Я уже говорил, что я к тебе не вернусь. Со мной все хорошо. И будет еще лучше, когда ты уйдешь.
- Джон, ты не прав. И на лицо все доказательства. Не мучай больше себя. Перестань отталкивать меня. Я никогда больше не сделаю тебе больно.
С этими словами он приблизился ко мне. Прикоснулся к разбитому лицу. В его глазах столько любви и боли, что у меня перехватило дыхание. Тут сзади раздался голос Шерлока.
- Майкрофт, Джон ясно выразился. Уходи.
- Шерлок, это не твое дело.Не вмешивайся. Ты не имеешь права меня выгонять от моего собственного мужа.
- Майкрофт, это наш дом. И я могу тебя выгнать, когда заблагорассудится. Уходи, пока я сам тебя не вышвырнул.
- Шерлок, не надо подвергать себя и меня такому унижению. Я ухожу, - он вручил мне куртку и сказал, глядя мне в глаза. - Джон, я не сдамся.
Майкрофт вышел. Шерлок вернулся к эксперименту. Проигнорировал все мои попытки поговорить. Мир определенно сошел с ума. Хотя нет. Братья Холмс обезумели. И я вместе с ними. Пойду. Доем завтрак и лягу спать. Надеюсь, когда проснусь, этот мир снова станет нормальным.
Часть 13
Джон стоял в прихожей и поправлял костюм. Три месяца прошло с тех пор, как Майкрофт предал его и он ушел от него. Месяц и три недели с того дня, когда Келли все узнала. И ровно месяц с той бессмысленной драки и неловкого диалога в прихожей. В течении этого времени Джон многое для себя понял. Он точно не вернется к Майкрофту и не сможет с ним даже общаться, как планировал раньше. Слишком свежа была обида и слишком близка перспектива потери контроля, с таким трудом вернувшегося к Джону. Да, потребовалось три месяца нескончаемой боли, прощальная ночь, пьяная драка в баре и молчаливая поддержка Шерлока, чтобы вернуть Джону контроль над чувствами и собственной жизнью. Период повышенной чувствительности и жалости к самому себе прошел так же, как и период болезненной активности и возбужденности. Боль еще не прошла и вряд ли когда-нибудь вообще пройдет, но Джон чувствовал себя прежним. Он думал, что без Майкрофта он никто и что он полностью растворился в муже, но как оказалось, он ошибался. Конечно, он все еще ловил себя на том, что скучает по мужу и ненамеренно все еще делает две чашки чая. Но Джон смог убедить себя, что вторая чашка для Шерлока. Тот не возражал. И вообще Шерлок был странным. Нет, он все еще был тем заносчивым, высокомерным, язвительным, гениальным засранцем, который одновременно и бесил и восхищал, но вместе с тем в нем откуда-то появилась невиданная ранее чуткость и заботливость. Она проявлялась в том, что он иногда ходил за покупками, делал Джону чай и часто с ним кушал. Это было хорошо. Джон больше не чувствовал одиночества, сидя один за столом. Это напомнило ему то, что он любит готовить не потому что он кормил мужа, а из-за того, что Джон отличный кулинар. Мало помалу он вспомнил, что все то, что раньше он думал было связано с мужем, на самом деле было тем, кем он был, и шло из его характера, а не из того, что он был мужем Майкрофта Холмса.
В общем, Джон оправился. Разогнулась спина и расправились плечи. Он был не сломлен. Помят и потрепан, но не сломлен. И вдруг он понял, что не может жить так дальше. Он ведь талантливейший хирург и отличный врач. И хотя он 10 лет не оперировал и три месяца был не лучшим представителем своей профессии, Джон был чертовски хорош. Он всегда был в курсе последних открытий в медицине. Читал журналы, ходил на курсы и лекции, иногда официально, иногда как вольный слушатель. У него было отличное образование и неплохая практика, так что Джон подумал, что сейчас, когда дети выросли, он может заняться преподаванием и даже может быть своей научной деятельностью. Он еще будучи практикующим хирургом защитил свою докторскую, но потом у них появились дети и Джон был так загружен работой, что времени на научную деятельность не хватало. А потом было то ранение, дети все еще росли, а Джон к тому же начал помогать Шерлоку. Так что единственной его научной работой было чтение журналов, хождение на эти самые лекции и редкие забеги в лабораторию Бартса. Но теперь то что ему мешало? Да, он был староват для начинающего. Но он ведь и не новичок. Так что сейчас он шел на собеседование в университет Сент-Джорджа на должность преподавателя общей хирургии.* Майк Стемфорд, работающий там уже пятнадцать лет, звал его туда с тех пор, как Джон получил ранение, но у Джона были другие проблемы и он предпочел остаться практикующим врачом. Правда пришлось осваивать терапевтическую специальность, так как нейрохирургом, как раньше, он работать определенно не мог, а потребности в хирургах-ортопедах, даже таких блестящих, как Джон, не было. Конечно, он позже вернулся к хирургии, но специальность врача-терапевта определенно была не лишней. Ортопедия предполагала меньший риск для здоровья человека при операции, если таковую вообще пришлось бы проводить, и только по этому ему позволили ее практиковать. Правда, операции ему доверяли только несложные. Но опыт работы не забывается. Тело помнит, разум бдит. К нему часто приходили советоваться и он всегда помогал тем, кто к нему обращался. Как бы то ни было, Джон шел на собеседование и впервые за долгое время ощущал подъем и легкое нетерпение. С тех пор, как Майк позвонил ему неделю назад и сказал об освободившейся вакансии, его не покидало ощущение, что скоро все изменится.
Джон зашел в кабинет к заведующему кафедрой общей хирургии, с которым и должно было пройти собеседование. За столом сидел невысокий кареглазый брюнет и говорил по телефону. Симпатичный, но вроде бы абсолютно обычный. Но вот он положил трубку, встал, подошел к Джону, пожал руку и сказал:
- Добрый день, мистер Холмс. Приятно познакомиться. Меня зовут Джеймс Мориарти.
*Автор честно читал про хирургию, терапевтию, университеты, медицинские факультеты, но потом решил сделать все так, как диктует ему неуемное воображение. Так что заранее прошу прощения у людей с медицинским образованием. ^_^
Часть 14
- Добрый день, мистер Холмс. Приятно познакомиться. Меня зовут Джеймс Мориарти.
Джеймс Мориарти? Неужели? Это он?
- Джим? Это ты? Столько лет прошло! Ты так изменился! Я Джон. Джон Уотсон, - с этими словами я обнял своего старого знакомого.
- Джон? Джон Уотсон? Как? Это ты? Черт. Я тебя не узнал. Прости. Здесь просто написано Джон Холмс, а я не успел внимательно просмотреть твое резюме, - Джим ответил на объятие, выглядя при этом таким же удивленным, как я.
Дело в том, что Джим - мой первый парень. Мы начали с ним встречаться еще на первом курсе, когда мне было 17 лет. Мы встречались все три года доклинического обучения. Как я уже говорил, на втором курсе меда я и Гарри совершили перед родителями свой камин-аут. Джим сыграл в этом немалую роль. Я был в него влюблен, и он помог осознать мне мою гомосексуальность. Мы расстались после третьего курса, в мое двадцатилетие. Расставание было безболезненным. Мы были к нему готовы. Да, мы были влюблены, но не достаточно сильно, чтобы связать свои жизни или пожертвовать ради друг друга своей карьерой и мечтами. Меня еще в середине семестра отобрали в клиническую медицинскую школу Оксфорда, а его приняли в Гарвард. Он уехал в Америку. Первые годы после расставания мы довольно-таки тесно общались: переписывались, созванивались и изредка виделись, когда он приезжал к родителям. Но к концу шестого курса наше общение сошло на нет. Его родители вроде бы погибли в автокатастрофе и он перестал приезжать в Лондон еще на четвертом курсе, а последние годы обучения слишком сложные и никогда не хватает времени на общение с друзьями, тем более, с теми, кто находится за границей. А потом я встретил Майкрофта, и Джим окончательно стал лишь воспоминанием. И даже когда мы семьей ездили в гости к Гарри с Кларой, я не вспомнил про него. Сколько же лет прошло с тех пор, как мы расстались? 28. Больше половины нашей жизни.
Джим очень изменился. Стал выше сантиметров на пять. Начал бриться - в молодости у него была щетина на все лицо. Возмужал. Даже можно сказать, что постарел. Но самые большие перемены произошли с его глазами. Помню, как в юности, я сходил по ним с ума. Теплым, искрящимся, полным задора и жизни. А сейчас в них больше нет огня. Усталые, померкшие, но все равно теплые. Что же с ним случилось? Мне очень интересно. Впервые за долгое время я рад кого-то видеть. Я и не думал, что встречу его еще раз. Что он делает в Англии? Почему вернулся из Америки? Почему перестал практиковать и практиковал ли вообще? Я слышал, что он женился. Так где же его муж? Но сейчас у меня все еще как бы собеседование. Подожду до вечера.
Джим начал спрашивать про работу, про ранение, про мою научную деятельность. Рассказал ему все предельно правдиво. Упомянул, что все еще работаю в больнице, что в курсе всех последних новостей мира медицины, что посещал курсы и лекции ряда преподавателей, что имею опыт работы с людьми и все такое. Джим высказал опасения по поводу преподавания хирургии. Конечно же он сделал это очень тактично и профессионально, но мне все равно стало очень неловко. Я ответил ему, что отсутствие практики на протяжении десяти лет не умаливают моего прекрасного образования, многолетнего опыта работы и знания всех перипетий хирургической деятельности. Я сказал, что чувствую в себе силы и желание поделиться знаниями со студентами и что у меня много друзей-практикующих хирургов, могущих подтвердить мои слова и квалификацию. Джим, кажется, немного замешался. Он стал уверять меня в том, что помнит, что я прекрасный специалист и что я отлично учился, но это не говорит о том, что я готов преподавать. В общем, мы поговорили еще где-то полчаса прежде чем Джим согласился взять меня на испытательный срок. Я должен был провести несколько лекций у студентов 1-3 курсов в его присутствии прежде чем он примет окончательное решение. Вот такие дела. Меня немного задели его слова, но я все же был с ними согласен и про себя отметил, что очень доволен тем, что он не предвзят и профессионален. И только после того, как мы обсудили дела, я пригласил его поужинать. Джим согласился.
Мы договорились встретиться в семь часов в нашем любимом кафе времен студенчества, стоящего на Оксфорд-стрит. А пока я поехал домой переодеться и рассказать Шерлоку о работе. Шерлок воспринял новость о том, что я устроился преподавателем общей хирургии в университет Сент-Джорджа, немного прохладно. Он так же сомневался в моей пригодности в должности преподавателя. Но в отличии от Джима, он аргументировал это тем, что мне будет нелегко в психологическом плане - в моем умении преподавать он не сомневался. Шерлок прямо сказал мне, что беспокоится о том, что мне будет тяжело видеть, как мои студенты будут становиться хирургами и начнут практиковать в то время, как я уже не могу этого сделать. Честно говоря, я был отчасти согласен с его словами. Но меня поразило его слова о беспокойстве: Шерлок всегда говорит правду, но никогда не говорит о чувствах. Я был тронут его заботой и начал уверять его в том, что справлюсь и что смена деятельности пойдет мне на пользу. Потом я рассказал ему о Джиме. Шерлока очень заинтересовало то, что Джим - мой первый парень, и попросил меня познакомить его с ним. Я был поражен. Шерлок никогда не интересовался моими знакомыми. Тем не менее, я пообещал познакомить их. Затем я пошел наверх, переоделся в привычные джинсы с рубашкой и свитером. Спустился вниз, вызвал такси и поехал на встречу. Мне не терпелось расспросить Джима о его жизни. И что скрывать, мне приятно было вспомнить о том времени, когда у меня все было хорошо и просто. С такими мыслями я подъехал к кафе.
Часть 15
Джим подошел ровно в семь. Я уже успел занять наш столик и заказать нашу любимую пиццу, которую делают ровно полчаса. Он всё еще был в костюме, в котором проводил собеседование. Вид у него был усталый. На улице шел дождь, так что Джим был мокрым и наверняка замерзшим. Я подумал, что странно, что он был без зонта. Это ведь осень в Лондоне. Никто не ходит осенью в Лондоне без зонтика. Что же настолько отвлекло внимание Джима, что он забыл про зонт? Некстати вспомнился Майкрофт. Он бы никогда не пошел куда-нибудь без своего любимого зонта-трости, Пуси, как я сам про себя его окрестил. Все. Пора завязывать. Нельзя вспоминать про своего мужа при каждом удобном и неудобном случае. И тут меня очень вовремя отвлек Джим. Он очень громко чихнул и поежился, чем вывел меня из задумчивости. Я помахал ему рукой: Джим все еще стоял у двери, словно забыл, где стоял наш столик. А вообще странно, что все эти мелочи помню я. Ведь прошло почти тридцать лет. Но я могу поспорить, что он всё еще любит спать в обнимку, на завтрак ест медовые хлопья с молоком и все еще болеет за Манчестер. Почему я так в этом уверен? Ну, потому что Джим, которого я знал, всегда был человеком привычки. Почему я не думаю, что он мог измениться? Потому что он все еще зачесывает волосы назад и немного направо и так же, как в молодости, заказывает двойной капучино с тройным сахаром. Как я могу помнить его любимый напиток спустя столько лет? А я еще в начале наших отношений сказал ему, что столько кофеина и сахара сведут его в могилу к сорока годам и что он, как врач, должен следить за своим здоровьем. Но как я могу видеть, он все еще жив и не выглядит особо больным.
Негромкое "кхе-кхе" вернуло меня обратно с небес на землю. Джим уже снял пальто и сел напротив меня. Он грел руки о чашку и дул на поверхность своего напитка. Ненадолго мне показалось, что мы вернулись в то время, когда только начинали жить и были всего лишь желторотыми юнцами, студентами-медиками, которые смотрели на мир с огромной надеждой и оптимизмом. Но затем я встретился с ним глазами и очарование момента ушло. Только у видавшего виды человека мог быть такой взгляд. Бесконечно усталый и понимающий. А если присмотреться, то в них можно было увидеть какую-то затаенную боль. Я подумал, что у Джима, скорее всего, произошло какое-то несчастье, которое потушило огоньки в его глазах и поселила туда эту боль. Наконец я нашел в себе силы начать разговор.
- Ну, что, Джим? Какими судьбами в Англии? И когда ты начал преподавательскую деятельность? И вообще, как ты жил в Америке? Давай, рассказывай.
- Я переехал сюда около трех лет назад. Я начал преподавать в Гарварде почти сразу после его окончания. Конечно, сначала я был всего лишь абитуриентом и работал лишь помощником одного из преподавателей, совмещая это с практикой и научной работой. Довольно-таки скоро я стал вести собственные лекции, опубликовал несколько научных работ по нейрохирургии, защитил докторскую. Через несколько лет я возглавил свою кафедру, но потом кое-что случилось и я переехал сюда. Мои рекомендации и послужной список обеспечили мне аналогичную должность и в Сент-Джордже.
Услышав это, я был поражен. Да, я помнил, что Джим был одним из лучших студентов, но никогда не думал, что он станет преподавателем и так скоро достигнет в этом успеха. Дело в том, что преподавателями и, тем более, заведующими кафедрами зачастую были почтенные старики, проведшие более половины жизни в кабинетах и палатах. Так что из рассказа Джима следовало, что он и вправду достиг огромных успехов и проделал очень много научной работы.
- Итак, Джон, как ты? Как твоя семья? Я слышал, что ты женился и завел детей.
- Ну, у меня есть сын и дочь. Хемишу восемнадцать. В этом году он заканчивает школу. Он довольно-таки хорошо играет в футбол, но поступает на юридический: не хочет связать свою жизнь со спортом. А дочери, Келли, скоро исполнится семнадцать. Она закончит в следующем году. Хочет поступить на медицинский. Сейчас покажу их, - с этими словами я достал бумажник и вытащил оттуда семейную фотографию. - Это вот Хемиш, а вот это Келли.
- А это твой муж? Какое-то у него странное имя было. То ли Эджворт, то ли Манворт, - сказал Джим, указывая на Майкрофта.
- Да. Это Майкрофт. Мой муж. Мы разводимся, - сухо ответил я.
- Как? Почему? Вы женаты сколько? 15-18 лет?
- Двадцать лет и пять месяцев. Последние три месяца мы живем раздельно. Он изменил мне и солгал об этом, глядя мне в глаза. А теперь давай закроем эту тему и поговорим о тебе. Я слышал, ты тоже женился. Ну и где сейчас второй мистер Мориарти? - сказав это, я сразу понял, что делать этого не стоило, увидев волну боли в его глазах.
- Ну что ж. Мой муж, Себастьян Моран, полковник американской армии, три года назад пропал без вести в Ираке. Я искал его, звонил и писал бесконечное число раз каждому, кто хоть чуть-чуть мог мне помочь. Но все было безуспешно. Полтора года назад мне прислали его жетон и нож, обнаруженные в захваченном лагере повстанцев. Год назад, я, будучи больше не в состоянии находиться там, где все напоминало о нем, переехал сюда.
- Боже, Джим. Прости. Я... Я не знал. Прости.
- Да что там, Джон, - Джим усмехнулся. - Я уже привык. Ты бы знал, сколько людей уже спрашивали о нем... Ведь нашему сыну уже 17 и он учится в Сент-Джордже. Он так похож на своего отца, но решил стать врачом, как и я, после того, как Себастьяна не стало. Прости, Джон, мне надо идти.
Джим надел пальто и быстро ушел. Я не успел ни остановить его, ни попрощаться.
Часть 16
Кто сказал, что будет легко? Видеть, что Джон приходит в себя и все больше отдаляется от меня, резало не хуже ножа. А теперь он поменял работу и не просто перешел в другую больницу, а вообще сменил род деятельности. Неужели он решил оставить все, что было в прошлом, нашем прошлом? Неужели у меня больше нет шансов? И этот Джим Мориарти. О, я помню, что это его первая любовь. Джон говорил мне о нем, а я никогда не забываю о потенциальных противниках и соперниках. Я было успокоился, когда смог узнать о том, что он женился и что он вроде бы счастлив со своим мужем. Они даже завели ребенка. Судя по досье, биологический отец - Себастьян Моран, а в роли суррогатной матери выступила некая Мери Морстен. У них похоже помешательство на фамилиях, начинающихся с Мор. А, нет. Не только на фамилиях. Ребенка назвали Мортимер. Кто в здравом уме назовет ребенка Мортимером? Ему дали двойную фамилию Мориарти-Моран. Ему наверное было трудно в школе. Имя из трех фамилий*.
Итак, у Мориарти была отличная должность и признание среди коллег и студентов. Я был уверен, что он больше не угроза, и снял наблюдение. Зря я это сделал. Первое правило большой политики - всегда быть начеку. Но кто же знал, что его муж, полковник Моран, пойдет воевать и пропадет без вести в Ираке во время одного из боев? Полтора года назад в одном из лагерей повстанцев, захваченном американской армией, были найдены жетон, именной нож и именная винтовка Себастьяна Морана. Нож и жетон отдали семье предположительно погибшего полковника. Разумеется, американцы признали его мертвым и посмертно приставили к награде. Но что-то здесь не сходится. Что делал полковник в гуще битвы? Почему его жетон, нож и винтовка хранились целых полтора года в лагере повстанцев, не будучи разделенными и использованными? Словно они специально пытались обставить все так, как будто Моран мертв. Странно. Данные о полковнике Моране засекречены Пентагоном. Мне удалось получить лишь поверхностное досье, то есть никакого подробного описания боев и операций, которые он провел, никакой информации о получении совсем молодым мужчиной звания полковника. Он пробыл в этом звании пять лет, то есть ему оно было присвоено в тридцать восемь. Кто получает серебряного орла** в таком возрасте? Да, определенно, Себастьян Моран - очень интересный человек. Тем не менее, сейчас горазд важнее, что его считает погибшим его муж, Джеймс Мориарти.
Интересно, почему он вернулся в Лондон? И как он получил должность заведующего кафедрой общей хирургии, сложнейшей кафедры в университете Сент-Джорджа, только приехав? Нет, конечно, Гарвард - отличный университет, но Оксфорд лучше. А среди кандидатов на эту должность были и преподаватели из Оксфорда с большим опытом работы, нежели мистер Мориарти. Конечно, у них не было столько опубликованных научных работ, как у него, но подходили они во всяком случае лучше, чем человек, покинувший Британию почти тридцать лет назад. Да и практика у него не особо впечатляющая. Так, несколько операций. Конечно, они были высочайшей сложности, но почти все операции по нейрохирургии таковые. И качество уж точно должно подкрепляться количеством, если говорить о преподавании. А с мистером Мориарти создается ощущение, что он проводил эти операции только для того, чтобы подтвердить и опубликовать очередную научную работу.
Их сын, Мортимер Мориарти-Моран, учится на первом курсе университета Сент-Джорджа на направлении "онкология". Делает успехи, хотя до прошлого года, судя по школьному табелю и анкете, не собирался становиться медиком, а был настроен сделать военную карьеру. Он обладает образцовым здоровьем и с детства проводит каникулы в лагерях с военно-спортивным уклоном, что странно, учитывая исследования, касающиеся детей военных***. Но при этом он спокоен, психологически здоров и балл агрессии у него на порядок ниже чем у обычных детей, что так же не вписывается в статистику****.
Итак, теперь можно с уверенностью сказать, что с этой семейкой точно что-то не так. Нужно оградить Джона от общения с ними. Но как? Джон не подпускает меня к себе. Он слишком эмоционален и добр, чтобы не попытаться помочь своему старому знакомому. А так как Джеймс Мориарти - его первая любовь, а Джон испытывает сейчас одиночество, разочарование и боль, помощь и поддержка вполне могут перерасти в нечто большее. Какой же я идиот! Не соверши я эту глупую ошибку, Джон вообще бы не встретил Джеймса, а если бы и встретил, у него не возникло бы идеи жениться и уехать в Финляндию. Стоп. Надо остановиться. Финляндия? Серьезно? Надо взять себя в руки. Ничего еще не кончено. Джон и я любим друг друга. Джеймс любит своего мужа, который с высокой вероятностью еще жив. У нас с Джоном дети, а у Джеймса сын. Муж меня простит. Не может не простить. А Келли с Хемишем... Хемиш поймет, а Келли простит, когда отец простит. Одна большая глупая ошибка и столько проблем.
* Мортимер (англ. Mortimer) — фамилия. В частности, Мортимеры — английский дворянский род нормандского происхождения в Средние века.
** Знаком различия американского полковника служит серебряный орёл, который, в отличие от орла, расположенного на американском гербе, смотрит в правую (со стороны смотрящего) сторону. Кроме того, полковничий орёл держит стрелы в своей правой лапе, а ветку — в левой, а не наоборот, как на гербе.
*** Исследования Американской академии педиатрии показали, что каждый четвертый ребенок, у которого родители военнослужащие, испытывает симптомы депрессии, у одного из двух проблемы со сном и примерно один из трех детей действительной испытывает чрезмерное волнение.
**** Дети военных подвержены высокому риску развития агрессивного поведения. Так например, исследования показали что, 83% детей ветеранов войны во Вьетнаме, имеют более высокий бал агрессии, чем у детей чьи родители не служили в армии.
@темы: В процессе, Ангст, Маджонг, Sherlock (BBC), Драма, Психология, POV, Слэш, Фанфики
Посетите также мою страничку
transcribe.frick.org/wiki/User:KirkCarpenter52 уведомить налоговую об открытии счета в иностранном банке
33490-+